Понедельник
29.05.2023
17:54

Сайт Хайдара Шакирова об учебе, бизнесе и отдыхе.

Ветеран (Часть 1)

 

Был теплый, ясный и солнечный майский день. Фома Се­менович Сапожков, семидесятипятилетний старичок с козли­ной бородкой и большими ушами, покрытыми мхом, сидел воз­ле открытого окна и в пятый раз перечитывал детскую книгу «Незнайка на Луне».

•  Вот молодец какой! - осилив очередную главу, произнес дед Фома. - Маленький совсем, а ведь догадался, взял, да и фьють... на другую планету.

•  Да! - задумчиво протянул он. - Видимо, не от хорошей жизни мальчуган в неизвестные дали отправился! От хоро­шей жизни даже с одной улицы на другую переезжать не хочется! А тут на-ка тебе...

С этими словами он, кряхтя, встал, взялся за спину, почесал на заднице шрам, оставленный зубами полковой лошади еще в годы Гражданской войны, зашел на кухню, налил себе рю­мочку вишневой настойки, с удовольствием выпил, закусил солеными огурчиками и выглянул в окно, ожидая возвращения домой супрути Груши Сергеевны, ушедшей в магазин за хлебом.

•  Понимаю, ох как понимаю тебя, милый мой Незнайка! - продолжал разговаривать сам с собой Фома Семенович. - Понимаю, как сложно жить в стране, где говорят одно, делают другое, а в газетах пишут третье. Сложно жить там, где гро­мадные поля, а хлеба - дефицит, где бескрайние леса, а мебе­ли нет, где нефти хоть отбавляй, а бензин отсутствует, где вся страна работает в полях, а колбаса и мясо - по талонам.

 Да! Родился бы ты, милок, до революции, никуда бы ты не уехал, а тем более бы не улетел. У нас, к вашему сведению, - продолжал шамкать дед, - никаких лозунгов и призывов по­могать колхозам не было, да и что такое колхоз-то, мы не зна­ли. Зато в магазинах было все: и мясо, и молоко, и крупы, и хлеб, и одежда, и ткани, и обувь, и мебель на любой вкус. А сейчас...- с этими словами дед махнул рукой, зашел за перего­родку, опустился на колени перед деревянным сундуком, от­крыл крышку и…

• Эх! - вдыхая нафталин, с горечью произнес Фома Семе­нович. - Эх, недоработали мы! Упустили время, недоглядели где-то! Послушали этих крикунов-болтунов! Вот, теперь пожи­наем плоды своей недальновидности.

После этого он опустил руки в сундук, убрал сверху какие- то вещи и извлек на свет божий обломок настоящей боевой шашки, которую хранил в тайне более пятидесяти лет. Дед бережно вытащил лезвие из ножен. Полюбовался холодной сталью. Поцеловал клинок, потрогал ногтем его острие, вновь глубоко и тяжко вздохнул, а затем погрозил обломком куда-то в сторону, примерно туда, где в данный момент располагался леспромхозовский покосившийся деревянный свинарник.

Отложив саблю, он вновь окунулся в сундук и достал шка­тулку с боевыми крестами и небольшими потускневшими медалями. Взяв в ладони каждую награду, дед аккуратно про­тер их мягкой фланелевой тряпочкой, погладил металл шер­шавой ладонью примерно так же, как гладит любящая мать своих младенцев, бережно завернул награды в чистое поло­тенце и положил их на старое место. Дальше из сундука был извлечен альбом с пожелтевшими старыми фотографиями. Фотографий было много: на одних Фома Семенович, тогда еще молоденький бравый офицер, был запечатлен на коне, под ко­нем и рядом с какой-то лошадью, которая, показывая желтые зубы, пыталась ржать, как сивый мерин. Далее он достал хро­мовые сапоги, снятые им с убитого немецкого офицера, ста­рую фуражку и много других мелких реликвий вроде зажига­лок, ручных часов и винтовочных пуль на потускневшей от времени медной цепочке. Оглядев эти драгоценности, старик вспомнил молодость, опять тоскливо вздохнул, пошевелил губами, почесал редкую бороденку и, крепко сжав кулак, вновь погро­зил, но уже в направлении здания поселковой администрации.

•  Эх, вернуть бы сейчас семнадцатый год! Мы бы вам пока­зали, где раки зимуют! - зло прошептал старик, вновь наливая себе рюмку вишневой настойки.

Советскую власть гражданин Сапожков ненавидел люто, ненавидел всем своим сердцем, ненавидел всю свою жизнь, и на это были веские причины. Дело в том, что этот невысокого роста сморчок-старичок и в самом деле был ветераном двух войн. Во время Второй мировой он честно, от звонка до звонка, проболтался в обозе в армии Рокоссовского, дослужился до зва­ния ефрейтора и получил персональную благодарность от ко­мандира роты за то, что неплохо ремонтировал лошадиные хо­муты и вовремя подвозил крупу к солдатской полевой кухне.

Ну а вот в Гражданскую... вот тут, братцы, совсем другое дело. Тогда это был не старичок-боровичок, а молодой креп­кий и статный офицер, начальник отдела дознания и полити­ческого сыска в дивизии генерала Каппеля. Работу свою на­чальник отдела исполнял правильно и очень любил. Он с удовольствием проводил задушевные беседы с пленными, как он их называл, краснозадыми большевиками-людоедами. Раз­говаривал с ними тихо-мирно, правда, после таких разговоров люди вешались, вскрывали себе вены, сходили с ума и рас­стреливались пачками.

Его жена Груша Сергеевна служила в этой же дивизии, в отделе контрразведки, и была там на хорошем счету, так как мастерски умела подделывать удостоверения личности, печати, бланки, векселя, ценные бумаги и деньги иностранных государств.

Чем могло все это кончиться, тогда еще толком никто не знал, но умная женщина вовремя изготовила необходимые документы, и только благодаря случаю влюбленная пара благополучно про­шла большевистское сито, осталась жива, невредима и здорова.

Прошло время. Новоиспеченная молодая чета удачно зате­рялась на обширных просторах истерзанной войной Российс­кой империи. Жили безбедно, в достатке. Груша Сергеевна, пользуясь своими навыками, постоянно подделывала карточ­ки на хлеб, талоны на водку, колбасу и мясо. Однажды, дабы не потерять навыков, она подделала свой паспорт и подделала так четко, что несколько лет сама не могла различить доку­менты и ходила получать пенсию с фальшивым удостовере­нием личности. Но это еще не все. Не желая работать на государство, Груша Сергеевна собрала целую папку фальши­вых справок, свидетельств, актов осмотра и других немаловажных серьезных документов. Передала это все в медицин­скую комиссию и потребовала присвоить ей инвалидность на основании редкой заморской заразной болезни - синдро­ма Коновала. Что такое «синдром Коновала», члены комиссии знать не знали и ведать не ведали. Они с умными лицами рассматривали документы, с удивлением вглядывались в под­писи знаменитых профессоров и внимательно изучали фаль­шивую фотографию, на которой сам Л.И. Брежнев пьет вод­ку с Грушей Сергеевной и обещает позаботиться об ее благо­состоянии в случае присвоения женщине инвалидности.

После всего увиденного отказывать пациентке в присвое­нии группы по нетрудоспособности было делом рискованным, хотя у присутствующих и возникло очень много вопросов к пожилому и больному человеку. Чтобы вопросов у врачей было как можно меньше, женщина изобразила на лице гри­масу, похожую на большую цифру 35, улыбнулась улыбкой пьяного тракториста-узбека и вдобавок громко крикнула:

•  Итальянский Дуче Муссолини друг северо-американс- ких индейцев.

•  Болезнь хронически неизлечимая! - услышав такие слова, гром­ко произнес профессор Головотяпский, председатель медицинс­кой комиссии, ставя свою подпись под заключительным актом.

•  Точно, неизлечимая! - подтвердил слова шефа его зам, расписываясь в акте чуть ниже.

Следуя примеру своих руководителей, остальные члены комиссии сделали то же самое и, с опаской поглядывая на перекошенную физиономию Груига Сергеевны, постарались запомнить, как выглядит заморская болезнь синдром Коновала.

Время подходило к обеду. Скрипнула калитка и во дворе появилась взволнованная хозяйка, несущая в авоське бухан­ку хлеба, батон и два килограмма свежемороженого минтая.

•  Ты где болтаешься? - заворчал на супругу дед, изобра­жая на лице недовольство и легкий налет гнева.

«Помалкивай, старый стоптанный валенок!» - хотела отве­тить Груша Сергеевна, но вовремя опомнилась и с улыбочкой произнесла:

• Помалкивай, мой милый крепенький дубовый пенек, сей­час все объясню!

С этими словами женщина плотно закрыла дверь, захлопну­ла и занавесила окно, утащила мужа за дощатую перегородку, зачем-то оглянулась и, понизив голос, взволновано спросила:

•  Ты знаешь, кого сегодня назначили на должность партор­га леспромхоза?!

•  Нет, не знаю, может, черта с рогами, а может, свинью без хвоста? - честно ответил Фома Семенович и уставился на жену в ожидании мировой сенсации.

•  Нет, не черта с рогами, а сущего дьявола по фамилии Бесштанный Александр Михайлович! Понял?!- прошипела Груша Сергеевна.

•  Ой, неужели тот самый? - выкрикнул дед, хватаясь за сердце. - Неужели он, гаденыш, вот ведь как мир тесен!

•  Не тот самый, а родной сын. Понимаешь? Родной сын! Того самого! - поправила мужа супруга. - Как две капли на своего отца похож.

•  Да, дела... - задумчиво протянул Фома Семенович, вспо­миная, как во времена революции отец этого самого Бесштанного с отрядом подобных ему головорезов отбирал у его роди­телей маслозавод, две пивоварни, мельницу и много другое, что накапливалось несколькими поколениями семьи.

Супруга сидела расстроенная. У нее в семье эти же самые пьяные комиссары в кожаных куртках и с маузерами надру­гались над ее сестрой, унизили мать, отца и увезли из дома все, что было нажито непосильным трудом.

•  Что делать будем? - тихо спросил дед, машинально бро­сая взгляд на сундук с реликвиями. - Может, этого товарища тихонько вжик... - провел он ногтем себе по горлу, - да в прорубь, как его отец поступил с твоим отцом?

•  Да ты что, старый, какой «вжик»? Здесь тоньше, тоньше нужно действовать, но намного больнее наносить удары!

•  Дак что, повесить его, что ли? - переспросил дед и, шар­кая валенками по полу, ушел за печку посмотреть, на месте ли у него профессиональная надежная удавка.

 Да какая удавка? Какая совсем спятил под старость не только отомстить хочу, и

• Да какая удавка? Какая, к черту, удавка? Ты, видимо, дуралей, совсем сиятил под старость лет! За это нас сразу за ушко да... А я не только отомстить хочу, но и прожить еще долго и счастливо!

•  Как это так? Я что-то ничего не понял.

•  А что тут не понять! Все очень просто. Помнишь, какое удовольствие мы с тобой получали, когда ты, к примеру, быв­шему парторгу в колодец машинного масла налил и набросал туда коровьего навоза?

•  Да, это был бальзам на душу! Радость дак радость! Ме­лочь, а приятно! - согласился Фома Семенович, расплываясь в широкой улыбке.

•  А теперь вспомни, как мы радовались, когда ты на пило­раме засунул гвоздик в редуктор и целая комсомольская бри­гада, сорвав производственный план, не получила ни копейки премии. Помнишь? А помнишь, сколько было радости, когда мы залили керосином грядки секретарю комсомольской орга­низации леспромхоза?! Помнишь?

•  Ну как не помнить, конечно, помню! Как он бегал в тру­сах по улице, орал благим матом и ругался не хуже любого леспромхозовского конюха.

•  Дак вот, - продолжала супруга, - чтобы долго жить, необхо­димо радоваться! Понимаешь? Ра-до-вать-ся, а радоваться мы сможем только тогда, когда будем портить жизнь сыну изувера, мародера, садиста того самого Бесштанного и таким, как он.

•  Не совсем что-то я тебя понимаю! - произнес Фома Се­менович, глядя на супругу.

•  А чего тут не понять? Ты завтра или послезавтра при­дешь в партком и попросишь, чтоб тебя приняли в партию.

•  Да ты что, старая, мухоморов объелась, что ли? Какая мне партия? Мне скоро восемьдесят лет, а ты... в партию, он же меня на ... пошлет.

•  Правильно и сделает! Ты выйдешь, поблагодаришь партор­га за такой «теплый прием», все запишешь: что, когда, в какое время, ну и так далее, несколько дней подождем, а потом ты опять заявишься к нему с визитом.

- Дак ведь он опять меня пошлет!

• Отлично! Правильно! Мы как раз этого и добиваемся! - ответила Груша Сергеевна, после чего налила мужу рюмку водочки и нарезала тонкими ломтиками соленый огурец. - Ты так походишь, походишь, он тебя, естественно, будет посы­лать подальше, ты все будешь записывать, а потом придешь на открытое партийное собрание и задашь несколько вопро­сов представителю райкома в присутствии массы поселко­вых товарищей. Расскажешь все как есть, покажешь записи, возмутишься таким обращением с пожилыми людьми, да еще и ветеранами! Ну и посмотрим, что будет дальше.

Выслушав все это, дед улыбнулся, с удовольствием выпил рюмку, закусил и сделал робкое замечание, что это все мало­эффективно и нужно менять саму систему.

•  Систему меняют тогда, когда винтики начинают ржаветь и двигатель глохнуть! - поучительно ответила супруга, вновь наливая мужу рюмочку водки.

•  Хорошо, я согласен! - довольно улыбнулся Фома Сергеевич и в свою очередь предложил назвать организацию по сведению счетов с большевиками компания «Бельмес». - Ну, раз наше вредительство переходит в постоянную плоскость, - пояснил он.

•  Какой еще опять к черту «Бельмес»? Какая компания? Ты что, старый пенек, лягушечьих лапок обожрался, что ли?

•  Ничего я не обожрался! - обиделся на жену дед. - «Бель­мес», к вашему сведению, это со старого забытого узбекского языка переводится как «месть».

От такого ответа женщина опешила. Она внимательно по­смотрела в глаза мужу, зачем-то перекрестилась и, дабы не губить в зародыше азарт суженого, предложила тому назвать новую организацию компания «Коготь», имея в виду, что они кое-кого и кое за что планируют цеплять.

•  А может, нашу компанию назвать не просто «Коготь», а «Медвежий Коготь»? - предложил дед Фома.

•  Да хоть «Медвежий Помет» назови, лишь бы от твоих дей­ствий толк был! - ответила супруга и села писать письмо сыну, в котором подробно пересказала все, что произошло в этот день.

В этот вечер у четы Сапожниковых было приподнятое на строение. Фома Семенович начал готовиться к встрече с парторгом, а его жена, плотно запечатав конверт, уселась пе­ребирать драгоценности, которые ей удалось спасти от разгу­ла большевистской диктатуры. Драгоценностей было доста­точно. В ее коллекции сохранились и старинные золотые серь­ги, и монеты царской чеканки, и браслеты, и даже бриллианто­вое ожерелье, на которое можно было купить весь леспром­хоз вместе с директором, кривозубой секретаршей и двумя покосившимися старыми свинарниками.

Полюбовавшись остатками былой роскоши, она положила украшения на старое место и, мурлыча себе под нос какую-то мелодию, начала готовить ужин. Улеглись супруги поздно. Всю ночь Груше Сергеевне снились приятные сны. Снился ей ве­черний бал, где ее окружали красивые молодые офицеры и приближенные особы царского двора. Снились ей подруга детства и генерал Каппель в парадном мундире, какие-то рос­лые сытые кони, богатые кареты и кучер с букетом цветов, от которых воняло солдатскими портянками.

•  Фу ты! - сплюнула внезапно проснувшаяся Груша Сер­геевна, отбрасывая от себя источник смердящего запаха - во­лосатые ноги мужа.

•  Что? Что случилось? Кому?! Куда?! Кого?! - спросонья закри­чал дедуля и зачем-то по инерции побежал к заветному сундуку.

Начиналось утро. Глава компании «Медвежий Коготь» Фома Семенович Сапожков наспех позавтракал и первым делом сбегал по-военному коротко подстричься. Затем он об­лачился в старую косоворотку и хорошо сохранившееся га­лифе с лампасами. Перекинул через плечо шашку, нацепил награды, натянул на голову фуражку с белогвардейской ко­кардой и повесил на нос темные защитные очки, выменянные у проезжего цыгана за мешок картошки. На ноги надел до блеска начищенные трофейные сапоги. С удовольствием по­глядел на себя в зеркало.

•  Хорош гусар! - довольный собой, произнес он.

После этого взял авоську, положил туда два томика с рабо­тами В.И. Ленина, помолился и в таком виде явился в лесп ромхозовскую контору. Поднялся на второй этаж. Постучал­ся в кабинет парторга, без разрешения вошел, сел напротив товарища Бесштанного и произнес:

•  Здрасте!

Поглядев на необычного посетителя в темных очках, с непо­нятными наградами на груди и с шашкой на боку, Александр Михайлович слегка привстал из-за стола и негромко спросил:

•  Товарищ, вы к кому? По какому вопросу? Вы фильм при­ехали снимать или?..

Не дожидаясь ответа, он выглянул в окно в надежде уви­деть там съемочную группу. Но на улице, кроме борова, валя­ющегося в грязи, и козлят, объедающих молодые побеги, нико­го не было. С мыслью, что киношники находятся во дворе, парторг посмотрел и во двор, но и там никого, кроме директор­ского водителя, который справлял нужду на поленницу дров, не наблюдалось. Далее Александр Михайлович обратил взор в коридор, но и в коридоре тоже никого не было, кроме брига­ды лесорубов, пришедших получать зарплату.

•  Товарищ, я не понял? Вы к кому? Какие у вас вопросы?! - немного раздраженно поинтересовался парторг у непонятно­го старика.

«Да... - еле сдерживая гнев, подумал Фома Семенович, уви­девший физиономию товарища Бесштанного, - вылитый отец, такой же неряшливый, с бородавкой на носу, такие же, как у поросенка, мелкие зубешки и глазенки такие же бегающие, как у тюремного шныря. Вот порода мерзкая! Отец был на поганку похож, брат его родной - вонючий комиссаришко, вечно с грязными руками и желтыми зубами, ну, и этот такой же! Ой, Господи! Убереги от подобного руководителя!»

•  Да я это!.. - очнувшись от воспоминаний, произнес Фома Семенович. - Я!..

•  А! Понимаю, понимаю! Понимаю, вы из леспромхозовского театра? Да? Правильно? Я угадал? Да!

•  Нет, не совсем, я из...

 Извините, - не обращая внимания на слова посетителя, про­должал Беснгганный, - а кресты, кресты, которые у вас на груди, в местной литейке изготавливали или сами на коленке гнули?

После такого вопроса рука Сапожкова привычно легла на рукоять шашки. В душе поднялась волна ненависти. Ста­рик смотрел на эту грязную мразь, скрипел зубами и готов был за своих родителей, за боевые награды, политые потом и кровью, плюнуть в рожу этому придурку, надеть на уши пор­трет Л.И. Брежнева, пнуть пару раз в пах, дать по башке графином для питьевой воды, изрубить на мелкие куски. Едва сдержавшись, Сапожков чинно и с достоинством ответил, что все эти награды получил за боевые действия, защищая Отчиз­ну от чумы, голода и всевозможной вонючей нечисти.

•  Молодец! - похвалил Сапожкова Бесштанный и в оче­редной раз спросил о цели визита.

•  Да я это, хочу вступить в вашу... Ну, в эту... Как ее? - Фома Семенович от сильного волнения забыл, что нужно гово­рить и сначала хотел было произнести «банда», вовремя ис­правился, затем назвал партию шайкой, потом кодлой, пират­ством, синдикатом, мафией и только минуты через три выдавил:

•  Ну, хочу вступить в эту, как ее, ну, в общем, в вашу партию!

•  В партию?! - удивился парторг. - В партию?! В КПСС?!

•  Да! Да! - обрадовано закивал головой Фома Семенович. - Именно в ее, матушку, именно в эту вашу СС.

Поразившись такому ответу, Бесштанный промолчал. Шмыг­нул носом, уточнил у секретаря телефон психиатрического отделения, поблагодарил старика за экскурс в историю и так­тично выпроводил странного посетителя за дверь.

•  Не понял! - произнес дед Фома, оказавшись в коридоре. - А почему он меня на ... не послал? Странно... непорядок! - с этими мыслями он вновь поправил на носу солнцезащитные очки, открыл дверь и вернулся в кабинет своего врага.

•  Пошел в ...! — не выдержав вторичного появления непо­нятного визитера, громко крикнул парторг, протягивая руку к телефону.

•  Вот это дело! - фиксируя слова Александра Михайлови­ча, бросил Фома Семенович. - То, что нам и нужно!

После этого дедуля чего-то черкнул в блокноте, довольно ухмыльнулся, вышел из конторы и направился к дому с чув­ством выполненного долга. В это время возле почты, мимо ко­торой проходил дед Фома, собралась группа старичков, при­шедших получать пенсию. Увидев человека в белогвардейс­кой форме, с шашкой на поясе и с боевыми наградами на груди, они быстро встали в шеренгу и вытянули руки по швам.

•  Вольно! - громко и машинально скомандовал Сапожков, проходя вдоль строя.

Мужики мгновенно рассредоточились. После этого, посто­яв минут пять в полном недоумении, они вновь собрались в плотный кружок и начали приглушенно что-то обсуждать. Разговаривали тихо.

 

 

•  А чем черт не шутит?!- произнес один старичок хрипло­ватым голосом. - Поживем - увидим! Нам нужно быть гото­выми ко всему!

•  Ну наконец-то, услышал Господь наши молитвы!

•  Начинать! Начинать самим нужно, - торопился кто-то бо­лее энергичный.