Сокровище (Часть 5)
- Пора! - коротко произнес Кукушкин, приглашая Семена Ивановича собираться.
Лидия Ивановна засуетилась возле стола. Кирилла Фомича, чтобы он не изгадил половики, решено было вынести на улицу и вместо Шарика поместить в собачий вольер.
Тем временем Петр Германович завел мотоцикл. Задребезжали окна соседних домов. Шарик, освобожденный из вольера, сделал несколько кругов по двору, обнюхал сарай, где находился поросячий загон, отметился на заборе и ловко заскочил в коляску мотоцикла. После этого он поднялся на задние лапы, понюхал воздух, правой передней лапой зацепился за ветровое стекло, а левой постучал по плечу своего хозяина.
- Ой! Извини, - произнес Кукушкин, - совсем забыл.
С этими словами он заглушил мотор, сходил в гараж, принес оттуда старые очки сварщика и надел их на собаку.
- Чтобы глаза не надуло!- пояснил он Мышкину, который смотрел на это с нескрываемым интересом.
Обидевшись на родителей и придурковатого родственничка, Егорка залез на сеновал и, не понимая, что делают взрослые с его любимыми животными, горько заплакал.
Петр Германович завел мотоцикл и выехал на улицу.
- Кто это сидит в коляске? - спрашивали друг у друга люди, не без изумления поглядывая на непонятное существо в очках, в собачьем полушубке и с вытянутой усатой физиономией. - Может, нового парторга из области прислали? Или нового директора клуба?
Догадок было много, но большинство склонялось к тому, что все-таки это никакой не директор клуба, а обычный инспектор из пожарной охраны. Не обращая на пересуды никакого внимания, Петр Германович крепко держался за руль и, стараясь не сбиться с курса, уверенно вел двухцилиндровый аппарат к намеченной цели. А тем временем цель, именуемая поросенком Борькой, стояла в темном лесу и дрожала от страха.
Бедненький и беззащитный, он перебирал копытцами, ежился от холода и метался из стороны в сторону, пытаясь освободится от проклятой веревки, которая больно впилась ему в ногу. Он был один, совсем один, помощи ждать было неоткуда. Но вдруг послышался знакомый звук мотоцикла. Борька радостно завилял хвостом, захрюкал и даже попытался встать на задние лапы. Но...
- Кажется, здесь?! - подъехав к березовой роще и увидев замаскированный мотоцикл шурина, тихо произнес Кукушкин. - Да, именно, это то место, - повторил он, заметив сверкнувшие из силосной ямы окуляры бинокля.
Шарик нетерпеливо заскулил.
Мышкин слез с мотоцикла и, разминая затекшие ноги, пошел по направлению к березовой роще.
- Эй! - громко закричал Кукушкин, останавливая Семена Ивановича. - Туда не ходи! Там кабаны, вмиг разорвут.
Услышав такое, Мышкин в нерешительности остановился, вернулся назад и как вкопанный встал возле мотоцикла. Кукушкин снял очки с Шарика и скомандовал:
- Ищи! Ищи, Шарик! Давай, давай, Шарик! Ищи!
Собака завиляла хвостом, привычно сделала несколько кругов возле хозяина, стараясь выяснить, нет ли у того чего-нибудь вкусненького, после этого подняла башку, понюхала воздух, громко зарычала и сломя голову рванула вглубь рощи. В полной тишине прошло несколько минут.
- Может, тут никого нет? - высказал предположение Семен Иванович. - Уж слишком близко от поселка.
- Сюда под вечер тучи кабанов ходят, просто тучи, - уверил Кукушкин гостя, - нужно только знать...
В этот вечер Семен Иванович так и не услышал, что нужно знать покупателям охотничьих собак. Из глубины леса послышался такой страшный лай, визг и вой, что задрожали деревья, начала вибрировать и рухнула труба на заброшенной кормокухне. У Мышкина вся спина покрылась потом, он схватился за ручку сиденья и начал нервно вытирать мокрый лоб. Лай и визг все нарастали.
Шум был такой силы, что бездомные собаки собрались в огромные стаи, бегали по дворам, скреблись в двери и умоляли хозяев предоставить им политическое убежище. Селиван метался в силосной яме и старался контролировать происходящее.
Шарик разошелся не на шутку. Он не ожидал встретить вдалеке от дома объект своей ненависти. Увидев, что его враг находится один, да еще и привязанный, он начал кусать Борьку за уши, за бока, царапал когтями, бил головой в лоб и всячески измывался над своей жертвой.
Семену Ивановичу стало немного не по себе.
- Может, домой вернемся? - робко спросил он у Кукушкина.
- Рано еще, послушаем, как собачка зверя держит, - хладнокровно отвечал тот.
Тем временем ненависть, злоба и беспомощность разрывали душу бедному Борьке.
Шарик наседал. Искусанный, беззащитный, опутанный веревками поросенок пытался защищаться и, как мог, старался отражать яростные атаки противника.
Бац! Шарик неожиданно промахнулся и врезался своей пустой башкой в ствол березы. Задрожала корни дерева, у Шарика из глаз полетели искры. Он замотал головой, после чего вновь разбежался и с новой яростью кинулся на беззащитного поросенка. Борька резко метнулся в сторону. Бац! Березка вторично приняла удар чугунной головы кобеля.
Но на этом дело не закончилось. Увернувшись от очередной атаки, Борька изловчился и ухватил собаку за левое яйцо. У Шарика от боли выскочили из орбит глаза. Истошный визг лохматого разбойника разнесся далеко по округе.
Услыхав безумный вой Шарика, Селиван постарался увеличить резкость своего бинокля, но из-за быстро надвигающейся темноты разобрать ничего не мог. Тем временем кобелек, одуревший от боли, решил вцепиться в горло своего противника. Бац! И опять промах. В этот раз удар о дерево был такой силы, что у пса стали сильно люфтить коренные зубы. Совсем одуревший и плохо соображающий Шарик предпринял очередную атаку, вновь промахнулся, ухватился зубами за веревку и, посчитав, что это поросячий хвост, с ненавистью ее перекусил.
В один миг ситуация круто изменилась. Почувствовав свободу, поросенок собрал всю свою волю в одно маленькое копытце и сам накинулся на деморализованного кобеля.
Собачья шерсть полетела клочьями. Шарик решил сматываться. Но было уже поздно. Борька подпрыгнул вверх, резко взмахнул хвостом, к которому была привязана линейка и... вжик! У Шарика тут же отлетели в сторону окровавленные уши. В следующую секунду Борька ухватил его зубами за холку и начал трясти с такой силой, что у собаки лопнула на лбу шкура.
Визжа от боли и ужаса, кобель подпрыгнул вверх и что есть силы, помогая себе когтями и зубами, моментально забрался на ближайшую березу. Но поросенок не отставал. Он отпрянул немного в сторону, разбежался, подпрыгнул, изо всех сил завертел хвостом, замахал ушами, взлетел вверх, достал Шарика и мгновенно откусил тому хвост.
Шарика от боли помутился рассудок. Он из последних сил рванул по стволу, мгновенно вскарабкался на самый верх, обхватил всеми четырьмя лапами сучки и завыл так тоскливо, что у Селивана в штанах стало сыро. Тем временем Борька спустился вниз и стал выплевывать клочки собачьей шерсти, застрявшие между зубов. Окрыленный удачей и разделавшийся с одним обидчиком, поросенок выплюнул остатки хвоста и, сосредоточившись, направился к силосной яме расправляться с обидчиком номер два.
Тем временем солнце ушло за горизонт и в лесу стало темнеть. Семен Иванович Мышкин, ничего не понимая, стоял возле мотоцикла и мелко-мелко дрожал. Кукушкин стоял рядом, нервно переступал с ноги на ногу и никак не мог понять, почему дикий вой Шарика доносится из заоблачных высей. Стараясь лучше разглядеть, что же все-таки происходит за густыми деревьями, Селиван лихорадочно протер бинокль и направил окуляры в нужную сторону.
- Боже мой! Что это? - в ту же минуту в ужасе простонал он.
И в самом деле, из леса появилось какое-то непонятное существо с огненной головой. Его огненные клыки блестели под лунным светом и были похожи на острые колья средневековой инквизиции. Его огненные глаза смахивали на фары автомобиля «Запорожец». За его спиной виднелось раскаленное копье, вместо ушей торчали две ярких стрелы, а вместо хвоста существо размахивало каким- то предметом, больше напоминающим огненный меч возмездия.
- Уа-а-а! - диким криком заорал Селиван и, выскочив из укрытия, скрылся в темной густой тайге.
Не на шутку забеспокоился и сам Кукушкин. Догадываясь, что ситуация вышла из-под контроля, он быстренько завел мотоцикл, с трудом усадил в коляску испуганного Мышкина, у которого от страха с трудом сгибались ноги, поддал газу и на бешеной скорости помчался домой, не разбирая дороги. Немного отъехав от злополучной рощи, Семен Иванович услыхал чей-то топот и осмелился оглянуться...
- Помогите! Караул! - громко завопил он, воочию увидев,
как выглядит настоящий Ужас.
Кукушкин вновь поддал газу. Мотоцикл, окутанный густыми парами бензина, рванул, выбрасывая из-под колес комки плотной земли. Огненный Ужас, похожий на владыку темных сил, с огненной башкой, страшными клыками, с копытами, обутыми в огненные башмаки, потихоньку догонял современное чудо техники, издавая при этом громкие звуки, похожие то ли на громкое хрюканье, то ли на свирепый тигриный рык. Вот до мотоцикла осталось двадцать, вот десять метров, вот пять...
- А-а-а! - теряя сознание, заорали обезумевшие от страха партнеры, прочитав на боку страшного животного угрожающую надпись «Порву гадов!».
Тем временем Кукушкин не сдавался. Хотя от его штанов уже ощутимо попахивало, он продолжал рулить и постоянно маневрировал на крутых поворотах. Но ужасное животное не отставало. Последнее, что помнит сам Петр Германович, это клацанье острых зубов в районе задницы, свирепое рычание, полную потерю контроля над собой, слабость в руках и мощнейший удар мотоцикла о ствол вековой , придорожной сосны.
С этой минуты для Петра Германовича Кукушкина и покупателя породистых собак Мышкина Семена Ивановича наступила полная и даже полнейшая тишина.
Трошкин Кирилл Фомич же все это время спокойно спал в конуре. Снились ему сцены охоты на лисицу и зайца. Вот он на гнедом скакуне, со сворой борзых, загоняющих кабана, вот с н со стаей лаек охотится на медведя, вот он и сам превращайся в породистого пса и гонит по полю зайца-русака. Прогнувшись в собачьей конуре, Кирилл Фомич начал громко лаятъ протяжно выть на луну и выл до тех пор, пока не приехала бригада «скорой помощи», которая вытащила Трошкина из вольера и с диагнозом «белая горячка» увезла бедолагу в районное отделение психиатрической больницы.
В живых остался и Селиван. Искали его всем поселком, целых шесть дней, исходив по тайге десятки километров. На седьмой день он вышел из тайги сам и был очень страшен. Шел Селиван по центральной улице, сильно прихрамывал и опираясь на огромный посох, никого не замечая, глядел куда-то далеко за горизонт. Длинные, седые и грязные его волосы свисали космами на плечи и вместе с грязной козлиной бородой придавали лицу устрашающий вид. Штанов на нем не было. Вместо них на Селиване висела юбка из еловых ветвей и прикрывала мужское начало. На голое тело была надета телогрейка без рукавов, съеденных за время недельного скитания по тайге.
В конце улицы его ждала машина с красным крестом на боку. Два здоровенных санитара с приятными улыбками на лицах любезно открыли перед Селиваном двери фургона и отвезли в больницу, где с диагнозом «тихое помешательство» поместили в палату к товарищу Трошкину, Муссолини и Багратиону.
Бедного Борьку Лидия Ивановна и Егорка первым делом отмыли, замазали йодом ранки, перевязали лапу, заменили подстилку и хорошенько накормили. Обрадовавшись возвращению друга, кот Персик каждый вечер приносил поросенку сахарных мышей, чего-то мурлыкал на ушко и всячески выказывал тому свое уважение и восхищение.
Егорка поставил возле Борьки раскладушку и спал около поросенка вместе с собакой Альмой и кобелем Янычем.
Частенько, мешая друзьям общаться, в соседнем стойле громко храпел отец Егорки. Узнав, что он вместе с братцем участвовал в авантюре с поросенком, Лидия Ивановна выпроводила мужа из дома и определила тому ночлег в загоне, в котором временно отсутствовало стадо баранов.
Через неделю к воротам дома приполз и сам Шарик. Узнать его было сложно, а смотреть на него было страшно. Он был жалкий, голодный, без ушей и хвоста, наполовину лысый, а от пережитых страхов он полностью почернел. На семейном совете, благодаря настойчивым просьбам Егорки, мать решила кобеля оставить и выдвинула тому ряд серьезных требований, а именно: тренироваться, дрессироваться, учиться, учиться и еще раз учиться. На этот раз Шарик все понял. Он так старался, что вскоре научился чистить картошку, выносить мусор и охранять дом не хуже стаи злобных кавказских овчарок.
Забирать Семена Ивановича приехала сама Глафира Михайловна в компании с Лидой Уксусом. Домой Мышкина увезли на леспромхозовской дрезине, предварительно поменяв ему штаны. Всю дорогу заботливая супруга поила мужа чаем с малиновым варением, наливала ему водочки, укрывала пледом и толстым верблюжьим одеялом.
Семен Иванович бредил. Он то громко звал на помощь цыганку Азу, то пытался спрятаться от каких-то чертей, то искал сокровище, то кричал, что никому не отдаст подаренное ружье и другие, менее значимые, подарки.
Глафира Михайловна все время сидела рядом, гладила мужа по голове, вздыхала, проклинала всех на свете охотничьих собак и, успокаивая супруга, говорила буквально следующее:
- Родной мой! Милый! Ни о чем не расстраивайся. Нет у нас блохастого пса и, слава Богу, и не надо, я сама тебе буду гонять кабанов, лисиц и зайцев не хуже, чем породистые гончие или там борзые собаки, ты только выздоравливай, ну а там посмотрим!
С этими словами Глафира звонко залаяла и даже затопала зогами, изображая начало заячьего гона. Лай был так похож на настоящий, что машинист остановил дрезину и, пройдясь по вагону в надежде обнаружить в салоне зайца, заглянул на крышу, зная, что именно таким образом, не заплатив при этом ни копейки местные охотники отправляют собак на другую станцию. Услышав такие хорошие слова в адрес Семена Ивановича, в позыве искренней любви к своей подруге и желая ее поддержать. Глафира взяла на себя повышенные обязательства и пообещала Мышкину, что она тоже будет учиться охотничьим азам, забивая в лесу тетеревов, глухарей и другую боровую дичь.
Наступила осень, долгожданная для любого охотника пора. Семен Иванович полностью выздоровел и начал ходить на охоту с новеньким ружьем и верной женой Глафирой. Ходили они часто, ходили с удовольствием, дичи носили больше всех в округе. Глафира Михайловна быстро вошла во вкус. Вскоре она стала гонять зайца с таким азартом и громким лаем, что у местных охотников появилось чувство зависти и сильной злобы. Ну а сам Мышкин с каждым разом чувствовал себя все счастливей и счастливей. Ему было хорошо рядом со своей женой. Уходили они в тайгу, обязательно взявшись за руки, и так же возвращались.
Мужики, знающие толк в собачьих голосах, толпами бродили за ними и, собравшись где-нибудь на опушке леса, жарко спорили, восхищаясь и удивляясь, с какой силой, частотой и верностью подает голос Глафира Михайловна, распутывая многочисленные заячьи петли.
Семен Иванович, имея такую жену, чувствовал себя самым счастливым человеком на земле. Он стал часто вспоминать встречу с цыганкой.
- Смотри-ка ты, а ведь и впрямь она мне правду нагадала. Все у меня есть: и квартира, и дача, и повышение по службе, добавили оклад, получил ценные подарки на зависть всем соседям, вот только про сокровище, видимо, загнула, да чертей неправильно обрисовала. Ну да ладно, видимо, это их удел, прохожим мозги пудрить.
Мышкины продолжали жить дружно и счастливо. Все у них было хорошо, как вдруг!..
Был вечер, рабочий день закончился. Семен Иванович спешил к своему дорогому и близкому человеку.
- Эй, Семен! - окликнул Мышкина сосед, учитель физкультуры, у которого на днях ампутировали уши. - Пошли, выпьем самогоночки, поболтаем.
- А где у тебя локаторы-то? - удивленно спросил Мышкин.
- Отморозил! - ответил тот.
- И что? После этого они сами отпали?
- Да нет. Хирург скальпелечком помог.
От выпивки Семен Иванович отказался, посчитав, что пить с отмороженным - последнее дело. Он поспешил домой к своей любимой жене, но сосед сзади закашлял и бросил вдогонку фразу:
- Береги здоровье, соседушка, а то как бы чего не вышло...
После этих слов Мышкину почему-то стало плохо. У него закружилась голова, пересохло во рту, налились свинцом ноги.