Охота на бюрократов (часть 1)
В то лето над обширной, северной территорией Страны Советов установилась нетерпимая, жаркая погода. Рабочие леспромхоза «Северный», которые в зимний период с удовольствием и с нескрываемой радостью валили лес при температуре ниже пятидесяти градусов, с трудом переносили сорокоградусную летнюю жару.
Видимо, от такого зноя в леспромхозе и начали происходить необъяснимые явления.
Ну, во-первых, председатель месткома, наконец-то, бросил пить водку и срочно перешел на употребление самогонки повышенной крепости. В баптисткой секте «Кромешная тьма» наметился политический раскол. У одного из активистов-комсомольцев внезапно умерла крепкая на вид девяностолетняя теща. В семье шестидесятилетнего, бездетного коммуниста-пилоточа, его семидесятилетняя жена родила сразу двойню. От такой новости через неделю пилоточ повесился. Кроме этого, у местных самогонщиц стали часто взрываться бутыли с хлебной брагой, а со двора пропадать старые, алюминиевые кастрюли. У самой авторитетной в поселке гадалки, бабы Любы на заднице внезапно вскочил огромный фурункул. Но самое страшное, из-за этого аномального пекла в леспромхозе начались массовые прогулы. Простаивали целые цеха. Не работали целые производства. Правда, чтобы заработать на кусок хлеба и кастрюльку картошки в мундире, рабочие все же каждый день выходили на работу, но…!
Часть из них, а это были самые молодые и неопытные доходили до ближайшего колодца и возле него останавливались, как вкопанные. В следующую минуту, как по команде они подбегали к колодцу, доставали из него воду и, получая при этом громадное наслаждение, прямо из ведра поливали свои потные тела. Кое-кто тут же бросался в ОРСовский свинарник. Возвратившись из свинарника с большими, деревянными корытами, они наполняли эти корыта живительной влагой, ныряли туда с головой и барахтались там до самого позднего вечера. Некоторые, самые нетерпеливые, умудрялись нырнуть в корыто еще задолго до того, как там появлялась вода.
Люди, чуть постарше, имеющие в кармане комсомольский или даже партийный билет, шли на работу с высоко поднятой головой. Эта категория людей, скрипя зубами, проходила возле колодца, с презрением поглядывала в сторону молодежи, подходила к местной пивнушке и только там почему-то резко тормозила. Дальше все происходило, как в тумане. Рабочие, молниеносно забегали внутрь прохладного помещения, покупали по пять кружек пива, четыре с половиной выпивали залпом, а оставшуюся половинку с удовольствием выливали себе на раскаленную голову. Дальше они плавно переходили на употребление водки, самогонки и слегка разбавленного темного денатурата. После этого о работе ни один из них больше уже не вспоминал.
Но была еще одна категория рабочих. Эти люди исключительно все были ярыми коммунистами. Они выходили на работу дружно, с песнями, плясками, с красными транспарантами в руках, постоянно выкрикивали какие-то речевки, лозунги и призывы. Они гордо проходили мимо колодцев, с трудом преодолевали территорию пивнушки, но возле ОРСовского ледника их силы иссякали. Не сговариваясь, обливаясь потом, с выпученными от жары глазами, выбросив транспаранты на помойку, коммунисты организованно заходили внутрь ледника, брали в руки топоры, мелко-мелко кололи лед, после чего ложились на него сверху и в таком положении блаженствовали до самого позднего вечера. Правда, периодически они бегали с ведром за пивом и с трехлитровым бидончиком за водкой.
Производственный план трещал по всем швам. Для руководства предприятия наступали черные денечки. Чтобы как-то выйти из столь сложного положения, директор леспромхоза, Березкин Дмитрий Иванович, приказал возить людей на работу в тракторной тележке. Мало того по его же приказу на крыше трактора был установлен мощный вентилятор, который нагнетал холодный воздух с такой силой, что через пятнадцать минут люди в тележке начинали трястись от лютого холода. Чтобы не околеть окончательно, сразу же по прибытии они спрыгивали на землю с обезумевшими глазами, толкаясь локтями, забегали в цеха и начинали так интенсивно работать, что за три с небольшим часа спокойно перевыполняли недельный производственный план. После этого ситуация в леспромхозе кардинально изменилась, а дела резко пошли в гору. Директор ликовал.
Но несколько дней назад, когда Березкин с удовольствием и гордостью просматривал сводку производственных показателей, к нему в кабинет неожиданно явился друг детства, а ныне майор КГБ Степан Степанович Штык. Не виделись друзья более двадцати пяти лет. Березкин был так рад этой встрече, что начал автоматически отдавать майору честь и потерял дар речи на целых десять минут. Как оказалось в последствии, Штык приехал в родной поселок не только чтобы посетить могилку своих родителей, а встретиться с директором леспромхоза лично и обсудить с ним необычное предложение.
Предложение казалось Березкину невыполнимым.
- Да ты что, Степан?! Ты сам-то понимаешь, куда меня втягиваешь, а?! - директор трясся всем телом. - Это же политика!! Это же…!
- Да, Дмитрий Иванович, да, это политика! - соглашался Штык. – Но пришло время действовать, творить, созидать а не…! Да и тебе-то чего бояться, раз указание идет с самого ….! Не договорив и перейдя на шепот, майор показал пальцем на прокуренный потолок, по которому ползало с десяток черных мух. - Понимаешь?! Понимаешь, откуда ветер дует?!
Березкин молчал. Штык не унимался. Товарищи горячо спорили, энергично разговаривали и совсем не слышали дикий крик секретарши, которую в задницу ужалила крупная пчела, залетевшая в открытое окно.
- Ты понимаешь, что твоя задача, образно выражаясь, заключается в том, чтобы именно на месте в этой самой глухомани вовремя включить фонарик и высветить тех людей и те самые явления, о которых я тебе только что говорил! Усекаешь?!
- А если…?!
- Никаких если! Пойми! - с жаром продолжал Штык. - Ты можешь действовать смело, но хитро и тонко, делая вид, что все идет как бы само собой. Тем более по твоим же рассказам для осуществления, задуманного, у тебя уже есть подходящая кандидатура. Вот его и нужно использовать, как наживку. И не бойся, знай, что за твоей спиной стоит…! – с этими словами он вновь поднял в потолок палец и так торжественно посмотрел на директора, что Березкин поднялся, вытянул руки по швам и тихо произнес:
- Я готов! Я помогу! - разговор подошел к концу.
Перед отъездом товарищи выпили пару бутылок водки и закусили копченым лосинным мясом. Правда, они хотели выпить еще и спирта, но спирт находился в сейфе у секретарши, которая в данный момент торчала в больнице, пытаясь залечить сильно распухший копчик.
Прошло несколько дней. Жара продолжала усиливаться. Стараясь спастись от теплового удара, директор постоянно пил холодную водку и ледяное пиво. Мало того, он установил у себя в кабинете три вентилятора. Один обдувал его справа, другой слева, а третий, самый мощный, находился под столом и обдувал его яйца и толстую задницу.
Постоянно обдумывая необычное предложение своего товарища, Березкин подошел к распахнутому окну. Возле окна росла огромная ель. В данный момент, прячась от нестерпимого зноя, под ее размашистыми ветками сидела стая ворон, которые с раскрытыми клювами и мутными от жары глазами, равнодушно смотрели на задумчивого директора. Внезапно с верхушки, ломая сучки, на землю с шумом грохнулся огромный, черный ворон. Он был мертв.
- Жара! - с болью в голосе произнес директор. - Жара! Ничего не поделаешь!
Посочувствовав вороней стае, в которой произошли изменения в сторону уменьшения, Березкин вздохнул и перевел взгляд на здание леспромхозовского клуба. Там, под его крышей, как африканская макака, лазил заведующий этим заведением и пытался повесить на старое место транспарант, сорванный накануне легким дуновением ветерка. Он так старался, что не заметил, как на его колени, сползли старые штаны, выставив на показ задницу в огромных, семейных трусах. Одна внушительная заплата на этих трусах и с десяток заплат поменьше напоминали о тяжелом финансовом положении, по уши влюбленного в партию, заведующего клубом. Березкин закрыл глаза. Он попытался вспомнить надпись на транспаранте, который провисел перед его окнами около четырех лет. Раздумывал минут пять. Так ничего и, не вспомнив, плюнул, переведя взгляд на березовую рощу, расположенную возле небольшого озера.
Улыбнулся. Перед его глазами проплыли картины тех лет, когда они, будучи еще обычными пэтэушниками, вместе со Степаном Штыком, загорали на чистом песочке, пили самогонку, жгли по вечерам костры и частенько хватали за задницу местных доярок. Став постарше, с этими же доярками они совершали уже более замысловатые пируэты, в процессе которых интенсивно тряслись кусты и шатались тоненькие березки. К сожалению, веселое время закончилось. Сейчас возле некогда чистого водоема на одном его берегу расположилось с десяток жирных свиней, а на другом виднелось стадо пятнистых коров. Одна из них плавала посреди озера, фыркала от удовольствия, кокетливо посматривала по сторонам и приветливо махала хвостом черному быку. В это самое время, огромный, поджарый бычара, с крупной блестящей цепью на шее и металлическим кольцом в ноздрях, изредка мычал, терся о березу, терпеливо дожидаясь момента, когда его подруга закончит водные процедуры.
Продолжая обдумывать план действий помощи своему товарищу, Березкин разволновался. Чтобы как-то успокоиться, он уселся в кресло и продолжил любоваться отделкой своего кабинета, которую произвел сразу же после просмотра интересного американского фильма. В этом фильме, один пьяный ковбой, возомнивший себя крупным мафиози, на протяжении всей киноленты, скакал на хромой лошади и беспорядочно стрелял из пистолета в воздух. Кроме этого, он шантажировал мэра города, требуя от него деньги, в противном случае обещал поджечь городскую баню и старыми портянками заткнуть местную канализацию. Но не изощренные угрозы и не выходки ковбоя заинтересовали Березкина, а его рабочий кабинет, полностью отделанный крокодильей кожей, с двумя кондиционерами, баром, заполненным дорогими винами и целой галерей портретов знаменитых уголовников Америки. На портретах красовались «Аль Капоне», «Кроули Два пистолета», «Джек Потрошитель», «Смит Кровавый» и ряд других известных всему миру душегубов.
Для исполнения своей давней и заветной мечты, Березкин нанял лучшую поселковую бригаду плотников, бригаду банно-прачечного треста. Ребята взялись за работу с большим энтузиазмом, но из-за катастрофической нехватки в леспромхозе натуральной крокодильей кожи и других отделочных материалов, они внесли в первоначальный проект некоторые существенные изменения. Вскоре объект был сдан в эксплуатацию и выглядел следующим образом. Передняя стена и входная дверь были обтянуты дерматином черного цвета. Дерматин был таким черным, что, положив на полку свои черные перчатки, директор не мог найти их целую неделю, из-за чего на работу приходил в холщевых рукавицах. Черного кота Ваську, опрометчиво забравшегося на черные антресоли черной стены, три дня искали всей бухгалтерией, случайно обнаружив орущим диким криком и умирающего от голода.
Левую и правую стену рабочие отделали обычной рогожей и покрыли блестящим лаком. Вся задняя стена кабинета была завешана портретами классиков марксизма-ленинизма, портретами Л. И. Брежнева, М. С. Горбачева, членами и кандидатами в члены политбюро ЦК КПСС. В правом верхнем углу находился портрет лысого, со шрамом на головне, одноглазого, бородатого человека, с тремя прокуренными зубами во рту. Борода неизвестного партийного деятеля была такая густая, что по расчетам самого Березкина, заканчивалась примерно возле его колен. Неожиданно, но такая отделка Березкину понравилась. Смущал только портрет неизвестного, одноглазого персонажа. Не совсем понимая, что это за видный коммунист, директор, не долго думая, дал ему прозвище « Карабас-Барабас».
Внезапно скрипнула входная, черная дверь и на пороге кабинета появился отставной прапорщик КГБ, а ныне обычный леспромхозовский конюх, Кирилл Леонидович Пень. Хотя он сам себя и называл водителем гужевого транспорта, но от этого его прямые обязанности подвозить на свинарник пищевые отходы и почту на станцию никто не отменял. Мало того, Пень постоянно бегал директору за пивом, а также выполнял некоторые деликатные, требующие определенной смекалки, мелкие поручения.
- Заходи! – бодро произнес Березкин, пряча под стол початую бутылку водки. Бутылку с пивом и порезанный свежий огурец спрятать он не успел.
- Ну, что справился?! Успел?! Перехватил?! – с нетерпением произнес он.
- Успел, Дмитрий Иванович! Еле-еле успел! Еще бы минутка и…! – обливаясь потом, доложил конюх. С этими словами он открыл журнал, между страниц которого находился запечатанный конверт. Конверт с четырьмя сургучными печатями, адресованный первому секретарю райкома партии, был отправлен молодым секретарем комсомольской организации леспромхоза «Северный».
- Мерзавец! - краснея от злости, тихо произнес Березкин. - Рекомендовали придурка на свою голову! Три месяца не проработал и уже, надо же, доносы в райком строчит!! Ну и гаденышь! - повертев письмо в руках, директор задумался, так как нарушать печати на конверте в его планы не входило. Он вопросительно посмотрел на бывшего прапорщика. В ответ прапорщик только хихикнул, забрал из рук Березкина письмо и бесшумно удалился. Минут через пять он вернулся. Печати на конверте были целы, а сам конверт оказался аккуратно вскрыт.
- Как это тебе удалось?! – удивился директор.
Довольный похвалой Пень вновь хихикну и с гордостью произнес:
- Нас в органах и не тому учили! А это так, семечки!
От конверта почему-то подозрительно пахло кошачьей мочой и обычным дустом. Директор развернул листок.
- Ну, ни х…я себе!! - только и смог произнести он, успев прочитать несколько слов текста.
- Чего там??!
- Ужас! Полный пи…ц! - коротко ответил возмущенный Березкин. Пень сочувственно вздохнул.
Выдав конюху на пиво, директор выпроводил его за дверь, предварительно попросив присматривать за придурковатым комсоргом.
- Глаз с него не спущу! - пообещал конюх, отдавая честь портрету с изображением одноглазого незнакомца.
- Гм! – Березкин был крайне удивлен, но спрашивать конюха о чем-либо не решился.
Оставшись один, он несколько раз перечитал письмо, чего-то прикинул в уме и только после этого вызвал к себе парторга леспромхоза Якова Моисеевича Сольца.
С парторгом Березкин ладил и даже дружил. Они были неплохими товарищами, хорошо добавляющими друг друга, в этом Богом забытом краю. В таежной глухомани за сотни километров от цивилизации, они тащили леспромхоз, как могли, никогда не мешая друг другу и, уж тем, более не ставя себя выше другого по должности. Трудности, заботы и леспромхозовские проблемы товарищи всегда решали совместно. Сольцу было около пятидесяти лет. Был он кудряв, горбонос, в совершенстве знал иврит, а также идешь. В его сарае была тайно оборудована синагога, где по вечерам он вместе с косоглазой женой и сыном читали молитвы, досконально изучая «Талмуд». Но, не смотря на это, на заданный Сольцу прямой вопрос:
- Кто ты по национальности?!
Он всегда четко отвечал:
- Я чистокровный русский!
Разумеется, ему не верили. Один раз, чтобы доказать сослуживцам обратное, Сольц принес на работу Советский паспорт и показал его коллегам. Каково же было их удивление, когда те обнаружили, что в паспорте, в графе национальность, слово русский было подчеркнуто химическим карандашом дважды.
- На такое способны только евреи! – сделали заключение сослуживцы, после чего вопрос о национальной принадлежности коллеги никто в леспромхозе больше никогда не поднимал. Всем стало все ясно.
- Вот полюбуйся! Твоих рук дело! - Березкин передал письмо Сольцу. К тому времени парторг сидел напротив директора и бросал косые взгляды на бутылку с пивом. – Говорил ведь я тебе, просил подобрать на вакантную комсомольскую должность какого-нибудь покладистого паренька не далекого умишка, чтобы работать нам не мешал, помогал бы нам, да к тому же и не задавал бы лишних вопросов. А ты кого подобрал?! А?! Передав в руки товарища письмо, Березкин нервно прошелся по кабинету и почесал могучую грудь, на которой был выколот двуглавый орел, держащий в когтях обоюдоострый меч. Меч был изображен воткнутым в директорскую печень.
- Мама родная! Дева Мария! - только и смог произнести Сольц, начиная читать послание комсорга. - Ты посмотри, чего он пишет, а! Да, это же обычный донос! Кляуза!
- Ну и гиена! Ох, и шакал! Ну и мудак! - у парторга от злости на ушах поднялись редкие волосы.
- Пишет, что мы с тобой совсем не умеем работать, что из-за плохой организации труда в леспромхозе постоянные авралы, в цехах отсутствует политическая агитация, а в столовой одна картошка в мундире и лосятина. Со своей стороны предлагает кормить рабочих исключительно зайчатиной! - парторг остановился, с трудом перевел дух.
- Ты дальше читай, дальше!
- Читаю! Пишет, что мы с тобой частенько злоупотребляем водкой, не внимательны к нуждам трудящихся и к тому же, неправильно хороним умерших членов партии. Сам он предлагает хоронить рабочих не там, где они пожелали, а в виде звездочки, чтобы пролетающие на бреющей высоте самолеты….!
- Кстати! – перебил парторга Березкин. - Здесь я и сам не понял! А мы сейчас-то как хороним умерших, а?!
- Да как, как! Хороним вдоль забора!
- Да, ты что?!
- Ну, да! Коммунисты сами же всегда говорили: похороните нас там, где застанет нас Смерть.
- И что…?!
- Вот, чаще всего их под забором и находим!
Березкин удивился, но ничего не сказал. Тем временем, парторг, продолжил знакомиться с письмом и, чуть было, не захлебнулся от возмущения.
- Ты, смотри! Он пишет, что со своими единомышленниками готов хоть завтра возглавить леспромхоз, или его партком, а нас, как отживший бюрократический аппарат, предлагает выкинуть на помойку истории! Видал?!
- Да, я-то видел!! Но что делать будем, а?! – директор испытывающее посмотрел на парторга.
- Выгнать, немедленно выгнать!
- Да, как ты его выгонишь, а Яков? Он теперь номенклатура райкома комсомола! Нам он не подвластен! Усекаешь?! Да и за что его выгонять спросят в райкоме, а? Статьи, как ты знаешь, «уволить с работы за стукачество», такой статьи нет! Так что…!
От сильного волнения Березкин вспотел. Чтобы лучше освежиться, он приподнялся со стула, уперся кулаками в стол и подставил свое мокрое тело под потоки воздуха. Прохладный ветер от трех вентиляторов приятно обдувал потную задницу и шевелил его яйца. В резких порывах ветра его волосы развевались, как морские водоросли при девятибалльном шторме. Рубаха и штаны пузырились, хлопали, изображая парус на пиратской шхуне. Директор сверлил глазами парторга и в этот момент смахивал на деревенского мотоциклиста, улепетывающего от разъяренной старой тещи.