ЗАТЕРЯННЫЙ ПРИИСК. Глава 2. Утиная охота и боевая финка (часть 2).
- Вот мужики садят, ясно, что не по бутылкам! – с досадой подумал капитан. - А я стою тут…
Но в этот момент над его головой послышался свист упругих крыльев и на воду сели сразу несколько небольших чирков. Дрожащими от азарта руками Жуков поднял ружье и хотел было уже нажать на курок, как стайка мгновенно сорвалась с места и с шумом поднялась в воздух. Капитан выстрелил. Одна утка комом упала на воду.
- Начало есть! - произнес про себя Жуков.
Но в это время, перезаряжая ружье, он увидел, как на воду опустились сразу три крякаша. Привычным движением капитан вскинул приклад к плечу и нажал на курок. Прозвучал резкий выстрел. Из трех уток одна осталась на месте и, хлопая подбитым крылом, попыталась спрятаться в камышах. Чтобы добить подранка Жукову пришлось стрелять по селезню еще три раза. Вогнав в стволы новые патроны, капитан огляделся. В следующую секунду вновь послышался шелест крыльев и прямо перед собой капитан увидел стайку черных северных уток. Жуков вновь выстрелил. Но не успела эта стайка разлететься по сторонам, как на ее смену прилетела новая…
Утки стали слетаться отовсюду. Они появлялись то справа, то слева, то откуда-то сзади и сверху. Птицы летели на жировку так густо, что порой казалось, что они не кормились целый месяц, сидели, бедолаги пернатые, на строгой диете, и вот теперь им представилась возможность оторваться и набить свое утиное брюшко.
Капитан стрелял, не переставая, и прекратил только тогда, когда у него полностью опустел патронташ. Пять кряковых и две чирковых утки колыхались на водной поверхности. От беспрерывной стрельбы заболела щека, и заныло плечо.
- Правильно говорили мужики, что плечо от стрельбы заболит! - с усталой улыбкой подумал капитан, собирая с воды подбитую птицу.
Взяв за лапки добытую дичь, Жуков направился в сторону шалаша. Каково же было его удивление, когда он увидел, что возле шалаша уже копошился Прошкин, успевший развести костер. Над жарким огнем на толстой перекладине кипел чайник, варилось целое ведро уток, а на широком пеньке лежали две уже почищенные небольшие щуки, а рядом и крупные окуни краснели плавниками.
- Откуда это?! – указывая на рыбу, удивленно спросил капитан.
- Откуда же еще? С воды, – с улыбкой ответил Григорий. - Здесь недалеко речушка протекает, так вот именно оттуда! - с этими словами он показал Жукову небольшой спиннинг, состоящий из нескольких коленец. В собранном виде спиннинг был не более двадцати сантиметров размером.
- Вот такую снасть и берем с собой в тайгу! Мал золотник, да дорог! – заметил Григорий. – Весу немного, места в рюкзаке занимает мало, а вещь и на охоте незаменимая, поскольку не одной дичью котелок заправляем.
Взяв спиннинг в руки, Жуков оглядел его со всех сторон, проверил на гибкость и несколько раз махнул спиннингом в воздухе.
- Хорошая вещь! – похвалил он рыбацкую снасть. - Удобная!
Увидев, что спиннинг понравился Жукову, Григорий пообещал:
- Вадим Борисович, вернемся с охоты, я вам сразу два закажу. Эти спиннинги наши мужики на работе сами делают, так что даю гарантию – смастерят, если попрошу. Скоро и у вас снасть будет.
Поблагодарив Григория за добрые слова и взяв на заметку обещание, капитан первым делом сложил подбитую дичь в холщевый мешок, который повесил на сучок ближайшей сосны. На этот же сук он нацепил и ружье с патронташем. Сняв с себя телогрейку, постелил ее на пенек и достал из шалаша рюкзак.
- Вадим Борисович! – Прошкин продолжал колдовать возле костра. - Отдохни немного, сейчас бульон поспеет, бросим туда рыбу, и минут через десять царская уха будет готова.
Тем временем Жуков уже развязал тесемки и выложил на стол банку тушенки, небольшую палочку лосинной колбасы, хлеб и пакет домашних пирожков. Достал термос.
- Да ты нашего таежного чайку хлебни! Чего из термоса запаренную бурду цедить! – предложил майор. С этими словами он снял с перекладины чайник, налил чай в алюминиевую кружку и подал ее капитану.
Чай и на самом деле оказался на удивление вкусным. Цветом он был похож на бардовое вино, с той только разницей, что из кружки пахло не спиртом, а дымком вперемешку со смородиной и брусникой. С непривычки Жуков почувствовал усталость. Не спеша, допив чай, он заметил, что его клонит ко сну. Глаза слипались и начала охватывать мягкая дрема.
Кажется, он все же заснул и вынырнул из дремоты от насмешливого армейского:
- Рота подъем! – веселился майор.
- Неужели уснул?! – удивился капитан, встряхнув головой.
- Ничего, бывает! – майор, улыбаясь, раскладывал по котелкам ароматную уху. - С непривычки всегда так.
Жуков оглядел стол и сразу почувствовал, как он голоден. На столе аппетитно дымилась целая гора вареных уток. Рядом с ними на развернутом полиэтиленовом пакете лежала вареная рыба. В крышку от котелка Григорий нарезал кружочками лосинную колбасу, туда же положил несколько очищенных крупных луковиц и пару головок чеснока. В это время, наполнив котелки бульоном, Прошкин достал из рюкзака каравай домашнего хлеба и начал, не спеша, нарезать его крупными ломтями. В его руках находился острый нож, похожий на финку.
- Можно посмотреть? – попросил Гриша.
- Пожалуйста, - Прошкин протянул нож.
Зажав рукоятку в ладонь, Григорий полюбовался клинком и ногтем потрогал лезвие.
- Хорошо как в руку ложится! – отметил он, покачав нож на ладони.- Добротный какой, увесистый!
- Трофейный, – заметил майор. - Еще в самом начале войны у одного полицая отобрал. Всю войну он со мной провоевал, можно сказать, ветеран!
С этими словами Прошкин взял из рук Григория нож, с любовью повертел его в руках и ласково провел ладонью по холодной стали.
- Элегантный, я бы сказал! - дал оценку холодному оружию Жуков.
Тем временем, налюбовавшись ножом и отложив его в сторону, майор пододвинул в центр стола походные кружки.
- Ну, что, за удачную охоту! – разливая по кружкам спирт, произнес Григорий.
- К тому же еще и за знакомство! – поддержал тост капитан.
Выпив, мужики с удовольствием навалились на уху. От наваристого бульона с запахом дыма было невозможно оторваться.
- Слушайте, ребятки! – съев уху и аппетитно взявшись за утку, произнес Жуков. - Я такой ухи никогда в жизни не едал! Ей-ей!..
- А ты думал, суп рыбный хлебать будем? – заметил майор. - Привыкай! С этих пор каждая совместная утиная охота и без ухи не обойдется!
Утолив первый голод, Григорий отложил в сторону ложку, вновь взял финку, повертел ее в руках и вдруг неожиданно спросил:
- Егор Никанорович! А вообще страшно человека убивать? Какое после этого ощущение, а? - с этими словами он ткнул несколько раз в пустоту, имитируя смертельный ножевой удар.
- Не знаю, Григорий, - медленно ответил Прошкин. - Человека убивать мне никогда не приходилось, и что это за ощущение не могу себе даже представить.
- Как это так?! Вы же вроде…?
- Да вот так!
- А на фронте? – заинтересовался и капитан. - Бывало вам когда-нибудь жалко пленных или убитых вами немецких солдат?
После этих слов майор задумался. Погладив по голове подошедшую к нему собаку, он взял ломоть хлеба, собрал со стола утиные кости, положил все это под елку и вдруг неожиданно произнес:
- Вы хотите узнать, жалко ли мне было немцев? Да, жалко, те же люди, солдаты подневольные. Приказ есть приказ. И ты бы пошел убивать по приказу, раз солдат. Но и ненавидел их люто. Враг есть враг. Так ведь?
Жуков с Григорием молча кивнули головами.
Карай в это время уже аппетитно чавкал, с удовольствием поедая хлебную краюху да похрустывая косточками.
- Жалко! – честно признался майор, возвращаясь к начатому разговору. - Жалко, но было это только очень короткое мгновение и практически один раз! Поняли?
- Нет, – признались друзья.
Тогда, посидев еще немного, Прошкин предложил выпить. Товарищи не отказались, с явным удовольствием поддержали его предложение.
Он сделал несколько глотков, опустошил содержимое кружки, поставил ее на стол, закусил и спустя некоторое время, молча посидев, начал рассказывать.
- Произошло это, мужики, в середине сорок второго… Короче говоря, перед Сталинградской битвой. Мы-то, конечно, ничего не знали, но догадывались, что какая-то серьезная заварушка готовится, а вот какая…? Нам, естественно, об этом знать не положено, да мы и не спрашивали! Ну, так вот! – продолжал майор. – В это время нашему начальству срочно потребовался «язык». Одну группу разведчиков посылают на задание, группа пропадает. Ни группы, ни «языка»! Второй отряд уходит - результат тот же самый! Начальство рвет и мечет. Люди уходят и с концами. Обстановка в батальоне нервозная, все чего-то ругаются, суетятся, бегают, а толку от этого мало. В тот раз меня и еще несколько человек послали за линию фронта с целью наладить контакт с партизанами для передачи им оружия, взрывчатки, продовольствия и медикаментов. Задание мы выполнили, благополучно вернулись на базу, доложили начальству, мол, у нас все хорошо, все чин - чинарем, ну, и так далее! Пришли в роту и только тут узнали, что во время нашего отсутствия основная группа наших товарищей отправилась добывать «языка». Не знаю почему, мужики, хотите-верьте, хотите, нет, но после этой новости, у меня почему-то сразу дыхание сперло. Дышать не могу, спазмы начались. На душе кошки заскребли. Такая тоска меня взяла, ну, хоть вешайся. Выскочил я на улицу и, вижу, наш командир стоит возле сосны и чуть не плачет. Оказалось, и у него в душе страшное предчувствие появилось.
Короче говоря, прошло несколько дней, и вместо семи наших товарищей вернулся только один.
Вновь вспомнив и переживая о случившемся, Прошкин на минуту замолчал. Молчали, затаив дыхание, и Жуков с Григорием.
- Так, вот, – продолжал майор. - Вернулся наш товарищ весь обожженный. И успел рассказать нам о том, что вышли они в лесу на хуторок, где и остановились у местного жителя. Тот ласковый такой, мол, ой, сынки, освободители вы наши, наконец-то мы вас дождались, в хату приглашает, поит, кормит, а очнулись наши ребята утром под дулами немецких автоматов. Короче говоря, старичок тот предателем оказался! – заключил Прошкин.
- Ну и что случилось дальше?! - нетерпеливо спросил Григорий.
- А дальше? – майор вновь на минуту задумался.- А дальше он рассказал, что всех их пытали, некоторых закопали живьем, других уничтожили, а его вместе с населением деревни загнали в сарай и подожгли. Так вот, спастись удалось только ему и мальчонке-подростку, остальные все сгорели. Вернулся он в свою часть, ребята, как сейчас помню, ближе к вечеру, а уже через два часа, прямо в санчасти, во время перевязки, сошел с ума.
«Может, не нужно было этот разговор затевать?» – подумал про себя капитан, наблюдая за переживаниями коллеги, вспомнившего пережитое.
Но майор продолжал, словно избавляясь от тягостных воспоминаний и облегчая душу высказанным.
- Так вот! После этого случая, буквально через пару дней посылает начальство на задание новую группу, в составе которой оказался и я.
Перешли мы линию фронта без приключений, ползаем по тылам, а языка взять ну ни как не получается. Вот не идет дело и все тут, ну хоть убей. Все дальше и дальше приходится в тыл к немцам залазить, а толку мало. Даже какая-то злоба на самих себя у нас появилась. И вдруг…! Набрели на какую-то небольшую деревушку, а там немцев, ну, пруд пруди. Ага, думаем, это уже лучше! Но радовались рано. Кружили возле этой деревушки еще несколько дней, и только в конце третьего дня нам удалось взять «языка», да, причем не одного, а сразу двух. Пулеметный расчет мы накрыли. Обрадовались, как дети малые! После этого сразу ноги в руки и – к своим. Бежим, петляем по лесам, как зайцы, а усталости не чувствуем. Пробежали мы тогда примерно километров тридцать, может сорок, короче говоря, до линии фронта уже недалеко оставалось, рукой подать, как вышли мы, мужики, к неширокому болотцу. Посмотрели по карте, болото так себе, не сравнишь с нашими болотинами, узкое, но, правда, длинное, примерно около пяти километров. Естественно обходить его никто и не собирался, поэтому решили мы его форсировать. Вырубили слеги. Командир с помощником пошли первыми, дно ощупывают. За ними, пустили пленного немца, далее мы трое, а за нами второй пленный. Замыкали нашу колонну двое самых лучших и опытных бойцов. Идем по болоту, смотрю я на немца, и так мне его жалко стало. На племянника моего чем-то похож, такой же рыжий, конопатый, только говорит на другом языке и форма вражеской армии. Ребенком он мне показался. Худой, маленький, голова окровавлена, одно ухо порвано, это я ему ударил рукояткой ножа, рука тогда у меня соскользнула ну и …! Еле ноги переставляет, плачет как дитя, хнычет, ладонью сопли вытирает, в общем… – Прошкин, тяжело вздохнул. – Так вот! Перешли мы это болото, и оставалось до берега, ну, всего-то, пару шагов сделать. В этот момент командир немного оступился и… у-у-ух! Залетел в трясину, почти по пояс! Короче говоря, пока мы ему слегу подавали, этот молодой немец возьми да и толкни в спину нашего солдата. Тот с полной боевой выкладкой плашмя на командира, выбраться не могут, барахтаются, оба в трясине. В этот момент пленный как рванет на берег, и практически уже выскочил, но я не растерялся, взял, да врезал ему по ногам слегой-то. Тот как заорет, и рядом с нашими бойцами в ту же трясину и рухнул. Преодолели мы эти последние пару шагов минут только через десять. Выбрались на берег и для профилактики первым делом намяли бока этому беглецу. Сел он возле сосны, идти не может, плачет. Командир приказал отдыхать до вечера. Линию фронта решили пересечь, когда стемнеет. Ну, короче сняли сапоги, немного обсушились и надумали малость перекусить, так как маковой росинки весь день во рту у нас не было. Расстелили плащ-палатку. Ага! Достали из мешков тушенку, сухой паек, хлеб, сало, ну короче, все как положено. Я хлеб порезал, открыл банку, сделал бутерброд и подал его немцу, который был постарше. Тот схватил кусок.
- Данке щен! Данке щен! - спасибо по ихнему. - пояснил Прошкин.
- Еще кормить этих гадов! – возмутился Григорий.
- Приходилось, надо ведь языков живыми здоровыми доставить, – продолжил рассказ майор. - Наш командир забрал у пленных документы, отошел в сторону и начал их с интересом изучать.
Смотрю я на него и вдруг вижу, он внезапно в лице изменился. Побагровел, напрягся как перед прыжком, а рука к сапогу тянется. Там, за голенищем, мы дополнительно всегда вот такие же ножи носили.
Прошкин кивнул головой на свою финку.
- Я ничего понять не могу. Что думаю такое?! А он, взяв себя в руки и немного успокоившись, передал мне пачку немецких фотографий. Перебираю я их и опять не могу ничего понять. Фотографии как фотографии. Папа, мама, этот рыженький - еще дитятка. Вот он с друзьями, на велосипеде, вот он на занятиях в школе, вот они всей семьей возле какого-то огромного дуба. Вот…! - после этих слов Прошкин замолчал и нервно схватился рукой за ворот своего охотничьего свитера.
Наступила пауза.
- Вам плохо? – с беспокойством спросил Жуков. Но майор молчал. Чувствовалось, что ему очень тяжело даются воспоминания, особенно этот момент тяготит и мучает.
Григорий быстро налил в кружку теплого чаю.
- Егор Никанорович, глотните!
Но и на это предложение Прошкин не ответил. Только посмотрел с минуту остановившимся взглядом в одну точку, а затем продолжил:
- Так вот, мужики, то, что я увидел в следующую секунду, я, ребятки, не забуду до самой смерти, до гробовой доски, до последнего денечка своей жизни.
Прошкин еще немного помолчал и после короткой паузы начал рассказывать дальше.
- Перебираю я эти фотографии, мужики, и вдруг вижу, как наш безобидный на вид щупленький пленный позирует с пулеметом в руках возле рва, на краю которого одни старухи да старики стоят. Беру следующую фотографию, а он там уже с улыбочкой ходит по трупам и, видимо, добивает раненых. У меня жалость к нему как рукой сняло, в глазах от злости потемнело. Держусь. Смотрю дальше, а он смеется на фоне повешенных каких-то молоденьких женщин. Позирует возле старика, стоящего перед ним на коленях. Улыбается, гад. А у меня кулаки сжимаются…
- И у меня сейчас все это перед глазами, – шепотом произнес Григорий, сжимая кулаки до надувшихся вен.
Товарищи слушали, затаив дыхание.
- Так вот! С огромным трудом пересилил я себя, чтобы не разрядить в него всю автоматную обойму. Вновь сдержался, просматриваю следующие фотографии. Гляжу, а там, этот гаденыш, в обнимку с друзьями на фоне сельсовета стоит, возле обычного стола, на котором установлен гипсовый бюст Ленина, а рядом с ним тело нашего солдата, с головой, в каске и обрубленного по пояс. В тот момент меня даже затошнило, зубами заскрипел, а сам мысленно уже вынес этому зверю смертный приговор. Беру следующую фотографию и чуть рассудок не потерял. Гляжу, и в глазах аж потемнело. На том снимке эта рыжая мерзость держится за канат, натянутый двумя танками. А между танками, мужики, вы не поверите… Привязанный за руки и за ноги, висит наш товарищ, из той самой группы, которая в плен к немцам попалась…
На мгновение, представив себе подобную картину, капитан Жуков почувствовал, что ему становится плохо. Он с волнением взял со стола пустую кружку, налил теплого чаю и осушил ее тремя большими глотками. Тем временем Прошкин продолжал:
- Ну и вот, ребятки! Короче говоря, в тот момент у меня к этой твари такая ненависть в душе появилась, что я готов был его голыми руками разорвать на мелкие кусочки, сжечь на медленном огне, растоптать сапогами. Но этого я не сделал. Я достал из голенища вот эту самую финочку и со всей ненавистью, со всей злобой как швырну ее в немца, прямо в кадык попал. Насквозь лезвие прошло. Упал он, хрипит, кровь брызжет, а я успокоиться не могу. Если бы не товарищи, я бы и второго не задумываясь, уничтожил.
Карателями они оказались. Профессиональными карателями! Так вот и ответ на твой вопрос! – обратился к Григорию Прошкин. – Людей убивать мне не приходилось, а вот зверей в человеческом обличии, так это сколько угодно. Бил я этих нелюдей всю войну до последнего денечка и поверьте, мужики, ни разу рука не дрогнула и никогда ни при каких обстоятельствах никакой жалости я к подобной мрази больше не испытывал. Да и в милицию-то я, ребятки, пошел только потому, что и здесь в мирной жизни мерзавцев да проходимцев хватает. К сожалению, конечно!- подытожил рассказ Прошкин.
Жуков взглянул на Григория. Тот был потрясен услышанным, смотрел на Прошкина широко раскрытыми глазами и молчал, уйдя в себя.
- Ну, что-то мы… Ладно, все живы, войны нет, - встряхнулся, наконец, Жуков. - Предлагаю выпить за тех боевых товарищей, которые сложили головы в боях за нашу Родину!
Не сговариваясь, друзья поднялись с места.
- За вас, ребята! - тихо произнес Прошкин, припадая губами к ободку кружки.
В эту минуту Жуков почувствовал, как голос бывшего разведчика дрогнул, чуть надломился, опал…
Капитан отпустил глаза в землю, стараясь не замечать маленькую слезинку, росой скатившуюся по щеке майора.
- Пусть земля вам будет пухом!
Кружку Прошкин осушил залпом.
Время подходило к полуночи. Спать охотникам не хотелось, поэтому Григорий подбросил в костер сухие поленья, и, решив подогреть чай, повесил над огнем закопченный котелок.
Пламя быстро охватило сучки, вкусно похрустывая сухим смольем, облизнуло красными языками дрова, взметнулось в темное небо, и озарило своим светом лесную поляну. Разгораясь, высветило стоящий на поляне шалаш, мирно спящего Карая и трех товарищей, которые никак не могли наговориться в эту теплую августовскую ночь.
Внезапно далеко в тайге прогремел выстрел. Жуков прислушался. Прошкин почему-то сразу взглянул на часы. Машинально и Григорий Румянцев сделал то же самое. Часы показывали половину двенадцатого ночи. Мгновениями позже в той же стороне прогремел еще один выстрел. Прошкин и Григорий удивленно переглянулись.
- Сейчас третий должен быть! – почему-то уверенно произнес Григорий.
И на самом деле к удивлению Жукова чуть в стороне раздался еще один выстрел.
- Чужаки по тайге шастают! Наши местные охотники ночью по тайге не бродят! - сделал заключение Прошкин. – Да-а! Дела! Что-то здесь не так, - задумался майор.
- А почему вы считаете, что это чужие люди?! – поинтересовался капитан.
- Да потому! Два выстрела через паузу в кромешной темноте - это сигнал, дающий кому-то направление, оповещающий, что мы здесь, идите сюда. Что-то вроде маяка! Третий же выстрел - это ответный сигнал, показывающий, что мы вас слышим и направляемся к вам! Вот так вот!
Прошкин вновь прислушался.
- Григорий, а что это за место, откуда донеслись выстрелы? - задал вопрос капитан.
- Это место называется Каменная река или просто Тоннель! – заторопился тот. – Места известные.
- А я ведь тоже думал о тоннеле! Правда не уверен, что там есть золото! – произнес Прошкин. – Но тайники, сделанные бандитами возле этих мест, косвенно подтверждают правильность моих умозаключений. Помните? – продолжал майор, - на карте у задержанных были указаны места вроде: Трезубец, Белая гора, скала Три богатыря? Это очень яркие таежные ориентиры, которые очень легко найти даже новому человеку.
- Григорий! – вновь обратился капитан, – а что это за тоннель, о котором вы говорили, его что, кто-то специально рыл или пробивал в скале?
– Да нет! Никто его не рыл, просто несколько десятилетий назад там река изменила русло, вымыла в скалах мягкую породу и как бы соединилась сама с собой, а потом исчезла.
- Как исчезла?!
- Да так! Под землю, скорее всего, ушла, а русло, заваленное валунами, осталось. Оно сразу заметное до сих пор и называется у местных жителей не иначе как Тоннель или попросту - Каменная река.
Постепенно разговор трех охотников полностью вернулся к теме задержанных курьеров и найденного трупа с золотыми самородками.
- Как же нам выявить сообщников умершего курьера? - произнес Жуков.
- Подумать надо! Люди в наших краях суровые, просто так человека не выдадут, здесь какой-то нестандартный подход нужен. А вот какой…?! Не будем же мы бегать по поселку, каждого допрашивать и выяснять: не к вам ли, случайно, приходил курьер за золотыми самородками?
Майор замолчал.
- Правильно! – поддержал товарища Григорий. – Просто так не выдадут и не выдадут до тех пор, пока не почувствуют, что от этих чужаков для них лично и для поселка в целом не исходит какая-нибудь опасность.
- Как это понять?
- Да очень просто! Нужно довести до людей, что в тайгу ринулись черные копатели и браконьеры, готовые ради наживы разворошить всю тайгу, перебить соболя, куницу. Мол, уничтожат белку, тайгу пожгут, нарушив на долгие годы, ореол обитания диких животных!
- Ну, и что вы предлагаете? – Капитан вопросительно посмотрел на Григория.
- А то и предлагаю… Народ в поселке Тухтун в основном малограмотный. В большинстве случаев верят местным шаманам и знахаркам. Поэтому, я думаю, надо искать золотой прииск и вероятное укрытие для бандитов следующим образом…
Здесь Григорий почему-то перешел на шепот и выложил коллегам свой хитроумный план действий.